Не возвращайся никогда

Внушительный бюджет позволяет «Краю» чувствовать себя «экш-мелодрамой» с гонками на паровозах. Репутация Алексея Учителя – авторским кино с пощечиной тоталитаризму. В целом же это качественно сделанная лента о неприглядной нашей истории. Настолько неприглядной, что людьми в фильме выглядят только немцы.

Ключевой вопрос: даст ли наша интеллигенция классово близкому Учителю на орехи, как дала злому державнику Михалкову за «Утомленных солнцем – 2»? Положа руку на сердце, ругать оба фильма можно за одно и то же, но, наверное, не даст. То Михалков, а то – Учитель. Понимать надо.

«Зрителю попроще предложены сиськи гроздьями, всепобеждающая любовь и нерв поединка, разыгранного в почти комиксовой манере»

«Край» – это имя собственное, название таежного поселка, намекающее на то, что дальше – некуда. И действительно – некуда: голод, нищета, бардак. Репрессированные бабы из числа «врагов народа» руками ворочают на лесопилке дубы-колдуны. Фельдшер лечит всех (а прежде всех – себя) единственной доступной ему микстурой – мутно-белым самогоном. С крыши председательской хаты хитрый чукча спер железо, и на грязный стол уже сочится вода, размывая побелку на каменном лице товарища Сталина. А где-то далеко, в ином, потустороннем мире мчится паровоз чекиста Фишмана, крепкой руки которого ждут как ложки к обеду: «Вот приедет барин, барин нас рассудит».

Но прежде Фишмана прибудет Игнат (Владимир Машков) – победитель, дошедший до Рейхстага. Прибудет, чтобы побеждать дальше, но уже не немцев, а армян, и не в войне, а в гонке на паровозах («талантливый машинист, живущий восторгом скорости и риска», – дает характеристику Игнату официальный пресс-релиз). Угробив доверенную машину, закручинится, но ненадолго, ибо сказывали старожилы, что где-то в тайге простаивает другой паровоз – немецкий, который всего-то и надо найти да починить.

«Вот так, б..., – сказал Игнат. – Вот так, б...»

Фото

Владимир Машков в роли машиниста паровоза Игната

Довеском к паровозу он получит нервную немку – дочь инженера, прибывшего поднимать Край еще тогда, когда Гитлер со Сталиным дружили. Когда тренды сменились, инженеру пришлось спасать дочь ценой своей жизни, но она не сплоховала, укрылась в тайге, и вот уже показывает склочный характер, сидя на верхушке сосны, которую снизу пилит Игнат. Понятно, что несмотря на «нихтверштейн», лингвистическую яму, они найдут общий язык (кажется, это уже было в «Кукушке»), и быть бы счастью, но вот-вот до Края все-таки домчится паровоз чекиста Фишмана.

Есть плохие фильмы, которые не хочется ругать («Робин Гуд» Ридли Скотта, например), есть хорошие фильмы, которые не хочется хвалить. «Край» – из вторых. Признавая зрелищность ленты и мастеровитость Учителя, глаз то и дело увязает в нелепостях и чересчур злых метафорах, память фиксирует хохмы и солдатские анекдотцы, все эти неизбывные лулзы о «Великой войне», памятные нам еще по михалковским «УС-2». Пусть на дворе осень 45-го, пусть отгремели салюты, пусть Геринг уже сидит на баланде, но «Край» все равно находится на строгом прокрустовом ложе фильмов о ВОВ, которые ей-богу уже нет сил смотреть и втягиваться тем самым в сопутствующий «дискурс». А по–нашему – «гнилой базар», где, с одной стороны, окопались «патриоты», чутко реагирующие на «антисоветчину» и прочую хулу в адрес «замечательного грузина», а с другой – либеральная интеллигенция, что постит в ЖЖ стихи Юрия Нестеренко и считает столбиком изнасилованных немок.

Учитель постарался угодить всем. Даже гламурной молодежи, для которой, несмотря на негламурные декорации, фильм легко съеживается до истории про стритрейсинг, про жизнь «восторгом скорости и риска», только на паровозах. Аналогия настолько прямая, что режиссер, скорее всего, действительно имел что-то такое в виду, раз уж озвучил ту нехитрую мысль, что отюнингованный «немец» (жаль, не фирмы BMW) все равно круче, чем любой отечественный «таз». Это – на минуточку – уже постмодернизм, а значит, найдутся на «Край» свои любители и в среде синефилов.

Зрителю попроще предложены сиськи гроздьями, всепобеждающая любовь и нерв поединка, разыгранного в почти комиксовой манере (у хорошего героя из паровозной трубы идет белый дым, у плохого – черный). Предложено знакомое (видимо, виденное в кино и раньше – в той же «Кукушке», например) светлое чувство двоих, привязанных друг к другу обстоятельствами. Чувство, возросшее из антагонизма, который, как подчеркивает Учитель, ненастоящий, условный, злыми чужими дядьками надуманный: услышав слово «война», таежная немка искренне удивляется – «какая война?» Удивляется – и очень советским жестом гладит плакат с «воином-победителем», напомнившим ей Игната.

В свою очередь либеральная общественность найдет в «Крае» искомые зверства чекистов над женщинами и детьми, трагедию репрессированных народов, пакт Молотова – Риббентропа – словом все, что Сванидзе прописал. Ни о чем, впрочем, не будет сказано вслух, но помимо ушей нам глаза даны, и вообще – sapienti sat. Немцы буднично приезжают в глухую русскую тайгу накануне войны, столь же буднично их потом репрессируют, что особенно эффектно смотрится на контрасте – тупое и жестокое русское быдло мучает чувственную европейскую интеллигенцию. Такими же «интеллигентами на контрасте» по лесоповалу бродят грустные прибалты в бушлатах, пришедшие в «Край» прямиком из советского кино, где те же самые актеры играли тех же самых колаборантов, «лесных братьев», «фашистских подстилок».

Вот только «патриотам» Алексею Учителю предложить практически нечего, кроме красот русской природы и несгибаемости русского характера. Но «патриоты» Алексея Учителя никогда и не жаловали.

Другой вопрос, что и либеральная общественность показанным вряд ли удовлетворится (крови надо было погуще, морды комиссаров – позлее), тем более что по Учителю даже и чекист – человек, у него тоже есть личные обстоятельства. Однако на американскую киноакадемию («Край» выдвинут от России на «Оскар») и этой доли самобичевания должно хватить: там любят, когда страны третьего мира каются за свой дикий быт, за свой дикий нрав.

Примечательно, что «Край» конкурировал за путевку с картинами того же посыла – «Одной войной» Веры Глаголевой (слишком камерно), «Царем» Павла Лунгина (слишком сусально), «Как я провел этим летом» (слишком европейское по формату), «Утомленными солнцем – 2» (слишком... там все – слишком). Разве что хотиненковского «Попа» в этот шорт-лист почему-то не включили, а зря: кисть там жидкая, но манера та же самая, что и в «Крае», «Царе», «УС-2» – модный нынче рассказ отдельно взятому народу о неприглядной его истории через совершенно мультипликационные приемчики, вроде тюнингованных паровозов или дефекации на бреющем полете.

Но Учитель, пожалуй, единственный, кто перед народом не лебезит, кто народа не жалеет. Народ у Учителя кругом мутный, противоречивый, непредсказуемый, с загадочной душой – как заказывали. Вчерашние колаборанты и «пособники» внезапно проникаются ненавистью то ли к фашизму, то ли к одной конкретной немке. И смотрят на нее, напялившую красивое платье, осуждают, кутаясь в рваньё: ишь, мол, фифа.

Наевшись впервые за долгие годы мясом, народ звереет окончательно, и быть бы беде, но тут все-таки приехал Фишман. Приехал – и акценты расставились сами. Есть народ – какой уж есть, без айфонов. Есть добрая, но непутевая администрация, которую народ не слушается и презирает. Есть злая альтернатива, которую народ ненавидит, но боится и уважает до тех пор, пока она в силе. Есть герой, но потому он герой, что единоличник, отдалившийся от народа. Выводы: народ не кормить («животное опасно»), розог не жалеть, единоличников прессовать.

Никогда еще наше кино так громко не взывало к сталинщине, одновременно ненавидя ее и клеймя. Вот она – действительность наша, и другой не будет. Вот она, Россия бескрайняя, имя которой – Край.

Видимо, Игнат что-то такое понимает, сваливая из проклятого места на старой дрезине совершеннейшим поросенком Петром.

«Вот так, б...! Вот так, б...!»

ВИДЕО